Сотрудник полиции Анатолий из Новосибирска прослужил три месяца в Луганской области — в самом городе и селах вокруг него. Задача, по его словам, заключалась в обеспечении порядка там, где почти ничего не осталось, но в основном сводилась к обнаружению подозрительных лиц. По просьбе наших коллег из NGS.RU он рассказал, как выглядят новые территории и что говорят о спецоперации жители.
О бедности и местах, где остались одни старики
Анатолий (имя изменено по его просьбе) служит в органах несколько лет и о том, что ему предстоит командировка в новые регионы России, догадывался давно. Как он к этому отнесся, отвечает уклончиво, но замечает, что были среди его коллег и те, кто от командировок категорически отказывался.
— Никто никого не заставляет, всё по желанию. Другой вопрос, как ты потом служить будешь. И будешь ли вообще. А я согласился… Согласился, потому что хочу работать в этом месте в дальнейшем. Не хочу ничего плохого сказать про свою организацию, но если ты отказываешься выполнять приказы, это не твое место. Это место, чтобы работали не самовольные люди. Тебе сказали — ты делаешь. А так много кто уволился, — рассуждает он. — Но на передовую никого не отправляли, только на освобожденные территории.
Его отъезд пришелся на конец 2022 года. Дома остались родители, жена и дети — с ними он по возможности связывался в мессенджерах, звонить строго запрещалось. Но и с интернетом было крайне сложно — в разрушенных населенных пунктах его практически не было.
— [В местной полиции] действительно некому работать. Нет сотрудников, в отделах полиции единицы работают, я так понял, люди просто боятся там жить. Поэтому и приезжают туда такие командировочные ребята, как мы, выполняют свои функции, и всё, — объясняет он.
Всего Анатолий провел в командировке три месяца и первое время испытывал постоянный страх. Он не называет места, где именно служил, но отмечает, что объехал много территорий. И если в Луганске, в Беловодском районе, шефство над которым досталось Новосибирской области, уже идет строительство и жизнь обретает какие-то привычные мирные черты, то маленькие населенные пункты оставили у полицейского гнетущее впечатление.
— Там разруха. Хаос и разруха. Много разрушенных зданий, много бедности в целом, много попрошаек. Местные жители говорят, что бедность была всегда, что попрошаек хватало. Видимо, такие бедные регионы. Движение [машин] какое-то еще есть в Луганске, правда, много машин без номеров, непонятно, кто едет вообще. Ну а в селах… Да там мазанки стоят, — делится полицейский.
Все жители, как объясняет Анатолий, в основном старшего возраста. Детей можно встретить в Луганске и более-менее крупных городах, в селах остались жить пенсионеры — это те, которые не могут уехать оттуда.
Несмотря на то что место его службы находилось в нескольких десятках километров от передовой, чувство страха не покидало его первые дни. Прилеты были возможны, и они случались, но, со слов Анатолия, никто не пострадал. Смертей за эти три месяца он не видел ни разу:
— Грохот, постоянный грохот — вот что я помню. Артиллерия работает постоянно — уж не знаю чья. Ты спишь на фоне этих взрывов, просыпаешься, живешь с грохотом.
В чем заключалась служба Анатолия
— Все жители поделились на два лагеря: те, кто за, и те, кто против. Естественно, есть те, кто поддерживает Россию, и те, кто за Украину, но враждебности между этими группами нет. Ловил на себе не очень приятные взгляды порой, я толковал это так, что я им неприятен как российский военный. Но мы старались ни с кем не входить в контакт, не провоцировать, — говорит Анатолий.
Описывая то, чем он занимался все эти три месяца, полицейский переходит на протокольный язык: обеспечение правопорядка, силовая поддержка. Как правило, вечерние рейды были связаны с нарушением комендантского часа — нарушителей находили, задерживали, доставляли в отдел, а наутро отпускали.
— На этих территориях в основном мы занимались выявлением диверсионных групп, которые могут совершить какой-то негативный поступок, например координаты сливать. Это наводки людей исключительно: гражданин делится, допустим, что у него есть подозрения, что кто-то или сливает информацию, или что-то слышали от него, какие-то слова… В общем, выезжаешь на адрес, разговариваешь, смотришь, чем он живет и из чего состоит его жизнь. Может быть, есть у него дома такие вещи, которые…. Ну символика, — Анатолий осторожно подбирает слова.
Он уверяет, что найденный украинский флаг такой подозрительной символикой считаться не будет, однако из-за флага могут поставить на контроль. Потом к такому человеку «будут присматриваться». Также полицейские не проверяют тех, кто разговаривает на украинском языке, — он здесь повсеместно, и, по ощущениям Анатолия, использует его значительная часть местных жителей:
— У нас всё мирно проходило, но у других групп — нас же там несколько приезжало — были, так скажем, нехорошие задержания. С сопротивлением, с изыманием оружия и боеприпасов. Мы всегда работали по ориентировкам, то есть к нам поступает информация, что на территорию прорвалась диверсионная группа, там дальше возраст, количество, на чем ездят… Если повезло, кого-то задержал, то это такой бонус к твоей работе.
«Если выявили — задерживают, там дальше подключаются комендатура, МВД. А что с задержанным делают, я не знаю, это не входит в мои задачи»
А порой приходилось задерживать тех, кто оставлял передовую.
— Помимо преступности со стороны врага, есть враги внутри. То есть свои. Это дезертиры, которые могут сбежать. В основном с передовой. Приходили ориентировки, что сбежали военнослужащие самовольно. Мы их задерживали. Было такое, что сбежавшие сильно ранили сотрудника военной полиции. Не знаю, жив он или нет сейчас, — вспоминает Анатолий. — Ну и у руководства позиция такая: если прорыв линии будет, то будем стоять. Ведь ведутся же постоянно эти разговоры о наступлении, но пока только на уровне слухов.
О строительстве и новой командировке
Новогодняя ночь выпала на дежурство Анатолия. Он вспоминает, что в эту ночь было очень тихо: привычных праздничных криков людей и взрывающихся салютов на улице не было слышно — комендантский час.
Дни службы для него слились в один, а привычную рутину разбавляли постоянные перемещения по области. В том числе и потому, что их места нахождения вычисляли — так об этом говорило начальство.
— В самом Луганске уже активно строят. Появились микрорайоны с высотными домами, таких там раньше, как я понял, не было. Детсады строят, школы строят. Мы и в Беловодском районе были, так вот там наши строят, плюс гуманитарка приезжает. Ну и поддержка в целом хорошая — может быть, не все поддерживают военные действия, но поддерживают людей. Сплоченные у нас люди. Ну а что поделать, если так уже случилось? Тебе надо определиться, что ты делаешь: либо ты со своими людьми, либо не поддерживай вообще никого, отстранись, — считает он.
Уже под конец разговора Анатолий признаётся, что всё еще находится в постоянном напряжении. Впереди маячит новая командировка, и он не знает, как к этому относиться.
— Всё закончится, я думаю, когда самое высшее руководство договорится. Потому что особых подвижек я не вижу, люди, кажется, всё-таки стараются беречь людей, причем с обеих сторон, — тихо говорит он.
Недавно NGS.RU рассказывал, как мошенники вгоняют в долги семьи пропавших без вести военных — они обещают им связь с родственником, его вызволение из плена и информацию о нем за деньги.