«Я пел, а люди палили в воздух»: архивное интервью Иосифа Кобзона о фанере, СМИ и концертах в Чечне

Этот человек — суперпопулярный, на всей территории постсоветского пространства не найдется никого, кто бы не знал его имени. Талант Кобзона вбирает в себя многое — это эталонное вокальное мастерство, искренняя душевность, беспредельное проникновение в авторский замысел и наряду с этими качествами поразительная сердечность общения со слушателями. Иосиф Кобзон — артист, звезда, политик, учитель. Но главное — он очень сильный человек. Пережив онкологическую операцию, уже через неделю стоял на сцене на музыкальном фестивале, а спустя каких-то полтора месяца после выписки дал шикарный концерт по случаю своего 72-го дня рождения.

— Иосиф Давыдович, почти всегда вы отказываетесь от интервью. Однажды даже сказали, что давать интервью намного страшнее, чем ходить к террористам.

— Потому что во втором случае ты видишь человека и понимаешь, чего он хочет. А когда даешь интервью, не известно, что вы напишете. Обычно пишете так, как вам вздумается. Вы, журналисты, сегодня ангажированы. Очень мало среди вас тех, кто искренне хочет что-то узнать, а потом поделиться этим с читателем. Все газеты сегодня ангажированы. Я ненавижу такие издания, как «Коммерсант», «Мегаполис-Экспресс». Эти издания интересует только грязь, и на этой грязи они зарабатывают внимание читателей, которым нечего делать на вокзалах. Поэтому я не люблю давать интервью, надеюсь, ваше будет приятным исключением.

Иосиф Кобзон родился 11 сентября 1937 года в Донецкой области Украины. Во время войны семья была в эвакуации в Узбекистане. В 1956 поступил в горный техникум. Окончил Институт имени Гнесиных (вокал). За 50 лет исполнил около 2000 песен, особую славу ему принесли песни к сериалу «Семнадцать мгновений весны». Женами Кобзона были певицы Вероника Круглова и Людмила Сенчина, актриса Людмила Гурченко. Сейчас женат на Нинель Дризиной-Кобзон. Имеет сына, дочь и семь внуков. Почётный член Российской академии художеств. 30 августа 2003 года в Донецке установили скульптуру Иосифа Кобзона работы Александра Рукавишникова.

— Скоро ваш день рождения, как будете отмечать?

— Много лет назад я завел традицию — отмечать день рождения своим творчеством, на сцене, в кругу друзей и коллег, со своим зрителем. Не будет исключением и этот раз. Отмечу в своем родном городе Днепропетровске.

— Какой день рождения вам особенно запомнился?

— Я думаю, мое пятидесятилетие. На этом концерте присутствовала моя мама, и я весь свой творческий вечер ориентировался на ее реакцию, старался, чтобы все ей понравилось, чтобы она порадовалась за меня, похвалила.

— Кобзон — артист, знают все, но мало кто знает Кобзона — боксера, чемпиона Украины по боксу.

— Ну вы и вспомнили! (Смеется.) Да, был, но это было мальчишеское увлечение. Надо же было куда-то тратить свою уличную энергию! Это счастье, что тратили на здоровье. Мы же были лишены всех тех благ, которые в изобилии имеют сегодня молодые люди. Телевизор там, дискотеки, компьютеры. Зато были школа, самодеятельность, улица и, конечно, спорт.

— А вы сегодня остались боксером?

— Если иметь в виду бокс как чистый вид спорта, то нет. А если как тот вид спорта, который предполагает преодоление себя, упорство, труд, то — да. Я вообще противник физических разборок. Зачем выяснять отношения физическим путем, если можно договориться? А если нельзя спокойно выяснить отношения, то есть ведь великий и могучий русский язык — литературный и, если надо, то и нелитературный.

— Иосиф Давыдович, вы всегда пели и поете «вживую», к сожалению, не про всех артистов можно сказать то же самое. На ваш взгляд, есть ли шанс победить фонограмму в нашей стране?

— Когда я был председателем комитета Госдумы по культуре, мы прибегали к закону «О защите прав потребителей», который в том числе запрещает и работу под фонограмму. Но по причине отсутствия органов контроля, системы взысканий у нас так и не нашлось возможности бороться с фонограммой. Причем мы предлагали выбрать даже такой вариант, чтобы не наказывать артиста или запрещать фонограмму, а хотя бы обязать информировать публику, что певец работает под «фанеру». Потому что многие зрители относятся к этому лояльно, они занимают позицию: исполнитель мне нравится, я хочу его видеть, мне все равно, живьем он поет или нет… Пусть так, но ты сам поступи по совести, объяви, что у тебя фонограмма, не обманывай зрителя. Но куда там!

— Некоторые артисты объясняют свою работу под фонограмму невозможностью иметь хороший звук в провинциальных залах.

— Глупости! При каком же звуке работали Бернес, Шульженко? Наверное, тогда уж техника не терпела никакой критики по сравнению с нынешней! А сегодня существует весьма приличная аппаратура. Другое дело, что, например, некоторые песни исполняются под оркестр, но ведь оркестр с собой возить не будешь. Тогда берется фонограмма «минус», это еще допустимо.

— Вы почетный гражданин 28 городов нескольких стран. Что это для вас значит?

— Я горжусь честью, которую мне оказали Краснодар, Полтава, Днепропетровск, Донецк — столица моего родного Донбасса. Особо горжусь званием почетного гражданина Москвы — города, в который я когда-то приехал скромным пареньком в солдатских сапогах. За все время с 1886 года, когда учреждено это звание, я стал 26-м. Быть в одном ряду с такими людьми, как Евгений Светланов, Майя Плисецкая, Александра Пахмутова, очень почетно. Но должен вам сказать, что материальных привилегий это не дает никаких. Так что все шутки насчет бесплатной бани или проезда в трамвае — не более чем шутки.

— Вы всегда были вхожи в самые высокие круги власти. На даче у Брежнева пели.

— Начнем с того, что я пел перед Сталиным «Летят перелетные птицы» и «Пшеница золотая» Блантера. В 1946 и 1948 годах как победитель школьной художественной самодеятельности, от Украины.

— А с Горбачевым общались?

— Конечно. Я же был народным депутатом СССР, участвовал во всех съездах. Очень интересный, умный человек.

— Но вы же патриот Советского Союза, а его часто записывают чуть ли не в разрушители страны.

— На мой взгляд, Михаилу Сергеевичу просто не хватило силы воли. Игра в демократию, к которой он пришел и привел страну, не дала ему разогнать тех, кто был за разрушение Союза. Не позволил применить силу. Из-за этого рухнула великая держава. Очень жаль.

— А у вас никогда не было мысли баллотироваться в президенты?

— Я считаю себя достаточно разумным человеком и убежден, что Россию должен возглавлять русский человек. Тогда он будет пользоваться доверием большей части населения. А я еврей. Мне в начальство лезть незачем, я многого добился на сцене.

— В советское время вас называли самым богатым артистом.

— А я этого не скрываю и не стесняюсь. Реже говорят и пишут, почему я был самым богатым: работал больше всех. Например, первым начал давать по два-три сольных концерта в день. Ну и ставка у меня была самая высокая — 202 рубля 50 копеек за гастрольную программу.

— Иосиф Давыдович, в артистической судьбе очень частый грех и соблазн — выпивка…

— Не буду лукавить, трезвенником никогда не был. Но мне было вполне достаточно 100 граммов в дружеской компании или после концерта для снятия напряжения. А теперь не пью вовсе — не потому, что такой правильный и хороший, а потому, что здоровье не позволяет. Не надо ханжествовать. Как говорил Горький, пьяниц жалею, а непьющих боюсь.

— Вам, столько повидавшему в жизни — и в Чечне перед Басаевым певшему, и на Дубровку вызволять заложников ходившему, было когда-нибудь страшно?

— Всякое бывало — Афганистан, Чернобыль, Чечня, Дубровка: на один мой концерт в Грозном в 90-е годы действительно вдруг явился Шамиль Басаев. Я пел на единственной сохранившейся площадке — стадионе для ручных игр. Вместо аплодисментов публика стреляла в воздух. Они ведь меня знали ещё с 64-го года, когда я спел «Песню о Грозном», до сих пор там популярную (первое звание Кобзона — заслуженный артист Чечено-Ингушской АССР. — Прим. авт.). Вышел Басаев и сказал: «Нам положено дарить высоким гостям коня, но война у нас все отняла, поэтому дарим то, что можем». И подарил свой пистолет. Мне в ухо Ахмед Закаев, тогдашний их министр культуры, шепчет: «Из дареного оружия положено стрелять в воздух». Я ответил: «Ни из какого оружия стрелять не буду и не хочу, чтобы вы когда-нибудь стреляли».

— Иосиф Давыдович, в свое время вы помогли многим начинающим артистам, например, Валерии, Николаю Баскову... Чувствуете от них благодарность?

— Нет, я прежде всего чувствую удовлетворение, что делаю людям что-то полезное и нужное. А благодарность... Иногда вижу, но зачастую нет. Но я не жду этого. Вот у меня уже много лет есть два детских дома, детишки меня поздравляют с днем рождения, шлют открытки, хотя мне ничего не надо взамен. Я не живу по принципу: ты мне — я тебе. Это неправильно.

— Лет 10 назад вы устроили прощальные гастроли, говорили, что уходите со сцены, но вернулись...

— И ни у кого не выйдет уйти, потому что сцена — наркотик, это как болезнь непроходящая.

— Вы с супругой Нелли живете уже почти 40 лет, а все-таки чего бы не простили даже ей, любимой женщине?

— Я готов прощать многие вещи. И лишние эмоции, и ошибки, да всё, кроме предательства. Я со своей женщиной всегда искренен, хотя, конечно, есть ложь, ну маленькая, чтобы не огорчать, поэтому и от жены жду того же. И получаю!

— Иосиф Давыдович, вы ощущаете себя звездой?

— Никогда не ощущал себя звездой. Мне чуждо это понятие. И я всегда своих студентов призывал к этому: звездная болезнь пройдет, как только вы почувствуете, что не интересны зрителю. Много людей на моем длинном пути возникали. Яркие, талантливые, но они не пережили этой звездной болезни или невостребованности и уходили в небытие. А люди часто средних способностей, но невероятно целеустремленные, трудолюбивые добивались многого. Те артисты, которые не смогли пережить эту болезнь, абсолютно обречены. Я сказал своим студентам: смотрите на себя не на сцене, а утром, когда просыпаетесь. А на сцене уже не вы, а грим, репертуар, концертные костюмы. Никогда не чувствовал себя каким-то особенным. Я обычный человек, который много работает и любит свою работу.